Хирург

ХИРУРГ

Есть у наших стариков поговорка «Голова человека прочнее камня». Другой бы на месте героя моего очерка вряд ли смог вынести все, что выпало на его долю. Сломался бы, стал бы нытиком, днем и ночью проклинающим судьбу.
А он не поддался обстоятельствам. Не согнулся, не сетовал. И со спокойным лицом входил в операционную. И руки хирурга не дрожали, а по-прежнему были умными, крепкими, быстрыми…

Чары Байрыев родился на древней геок-тепинской земле. Учился в сельской школе, в 1943 году окончил Ашхабадский мединститут. А несколькими днями спустяего вместе с однокурсниками Гельды Ходжакулиевым, Дурды и Реджепом Алиевым отправили на фронт. Но до передовой они не добрались. По пути в Киеве, настигла их телеграмма: «Приказываем срочно вернуться в Ашхабад». Так Чары попал в военный госпиталь и стал под руководством профессора Шапкайца лечить раненых.
После того, как Байрыев больше года проработал в клинике профессора И. Ф. Березина, его первым из туркменских молодых медиков взяли в аспирантуру.
В 1948 году – зашита кандидатской диссертации. Впереди забрезжила докторская… Но судьбу молодого ученого круто изменила поездка на берег Каспия,. Собственно говоря, с той поездки и начался Байрыев как ученый, настоящий, самоотверженный исследователь. На мой взгляд, именно эта жизненная веха – из числа важнейших в его судьбе. И, хоть можно было писать о десятках сложнейших операции, блестяще проведенных профессором, упор сегодня делаю на другом: хирург – как это ни парадоксально – нашел способ избавления от многих болезней от многих болезней без хирургического вмешательства…
Но об этом лучше расскажет Чары Байрыевич:
- Приезжаю на Челекен. Зима. Холодно. Поселился в доме у Героя Советского Союза Мульки Байрамова – он был тогда председателем Челекенского горисполкома. Присматриваюсь к работе здешних медиков –меня же прислали помочь им. И вдруг вижу: местные старики что-то черное накладывают на руки и ноги. Грязь? Но ведь люди ее еще и глотают. «Что это?» - спрашиваю, а мне отвечают: «Озокерит». «Что за озокерит?». «Раньше англичане вывозили его отсюда. Он используется и в ткацкой промышленности, и в военной. Еще им изолируют подводный кабель, что бы был прочнее».
Позвольте, думаю, а лечение здесь причем? Стал расспрашивать стариков. С их слов я записал, с какого времени и от каких болезней применяется озокерит. Набрал целый мешок и повез с собою показать профессору Березину. «Местное народное средство, - говорю, - медициной, почему то до сих пор не изучено».
А я как раз начал работу над докторской диссертацией о лечении переломов суставных костей. Тема тоже интересная. Но я уже загорелся новым делом. Спрашиваю Березина: «Иван Филиппович, а что если я займусь озокерита?». «Тебе виднее», - ответил профессор.
Занялся… А условий – никаких. Пришлось даже за свой организовать в клинике маленький виварий. Проводил опыты по лечению переломов с помощью озокерита на мышах и кроликах. Но сколько же от них грязи! Профессор сердится: «Загрязняешь помещение, Чары Байрыевич! Ты это дело прекращай. Толку из него не выйдет!»
В конце концов удалось с научной точки зрения доказать огромную пользу озокерита в лечении переломов. Начали принимать озокерит в клинике. Больные чувствовали себя хорошо. Но он расслабляет заметно.
Потом я еще раза три ездил на Челекен. Наблюдал, как добывают озокерит, побывал в местечке Дагажик, где его добывали когда-то англичане. Не давал покоя вопрос: «Откуда у этого вещества целебные свойства?»
Привлек к работе микробиолога Садыка Мамедова. Проверил он, - а в озокерите есть микробы! До сих пор об этом никто не сообщал. Мы назвали этот микроб «озокеритная палочка». Почти десять лет его изучали – и, наконец. Отправились вместе в Москву, в Институт микробиологии АН ССР. Директор института Евгений Николаевич Мишустин долгое время занимался термофильными микробами. Но об «озокеритной палочке» и вообще об озокерите он ничего не слышал, и помогать нам взялся весьма неохотно. Но проведенные в течении месяца исследования подтвердили: да, это вновь открытый микроб, доселе не известный.
Так озокерит стал темой моей будущей докторской диссертации. Правда, вскоре после поездки в Москву меня вызвали в ЦК КПТ: «Занимаетесь ненужным делом доктор. Сворачивайте это занятие». А я им на стол, выкладываю заключение данное, Институтом микробиологии. Успокоились…
А вопросов еще тьма. Ну вот, такой скажем: каково происхождение озокерита? В одном научном журнале я прочитал о том, что озокерит есть в составе метеоритов. Но, в таком случае, откуда в нем микробы?
Есть в Москве научный центр по изучению метеоритов. Едем туда. Получаем кусок метеорита весом три килограмма двести граммов. Приехав в Ашхабад, в стерильных условиях исследовали метеорит и увидели, что и в нем есть микробы! Вновь едим в Москву. А нам явно не верят: ну, откуда микробы, сама жизнь в космосе? Словом, была создана солидная комиссия. В нее вошли академик Мишустин, доктор биологических наук Егорова и физик Логинова. Еще месяц проводили опыты. Результаты оказались такими же, как и у нас.
В составе метеорита есть микробы! Это было научной сенсацией! Столичные газеты одна за другой сообщали о ней.
Довольные мы с Садыковым вернулись в Ашхабад. И тут чей-то не добрый звонок – и очередной вызов в ЦК партии. На заседании бюро, куда нас обоих пригласили, заведующий отделом науки и учебных заведений ЦК разгромил нашу работу пух и прах. У, моего товарища, видно, сдали нервы – бедняге стало плохо, и я оставил его посидеть в приемной, а сам вновь пошел на бюро, один. После того, как я выслушал все претензии, достал из кармана заключение Москвичей: «Сделано научное открытие». Я говорю: «Вы должны гордиться нами». Зав. отделом ЦК, чтобы настоять на своем пошел в наступление «Это не открытие а обман!»
После этого Садыков над «озокеритной палочкой» не работал. Так я остался без единомышленников. А мытарства еще только начинались.
Закончив докторскую, с трудом сдал ее в Институт усовершенствования врачей в Москве. Но при этом от меня потребовали расписку, что я не буду торопить с рассмотрением. Прошел год и вдруг из Москвы приходит телеграмма: у кого-то из ученых срывается защита диссертации, и поэтому вместо него вызывают меня. Я не мешкал. Заместитель председателя ВАК по экспертизе профессор Макаренко заявил: «Таджикский товарищ Байрыев со своим озокеритом отбрасывает хирургию на сто лет назад». Я встал с места: «Во-первых, я не таджикский товарищ, а туркменский. А во-вторых…» - и стад приводить доводов защиту своей работы. Я выиграл бой. Диссертацию направили в ВАК.
Лишь через полгода меня вызвала экспертная комиссия ВАКа. И опять передо мной Макаренко, и по прежнему он упрямо стоит на своем. Но я с отдельными главами диссертации уже ознакомил ведущие вузы страны, и многие их представители выступили в мою поддержку. Поздравили меня: «Теперь возвращайся и жди диплома, пришлют следом». Прошел еще год – ничего ни приходит… Снова вызвали в Москву, теперь уже на пленум ВАКа. Его вел известный ученый Жуков-Варежников. Тут же, за столом, и член пленума академик Кротков. Я его и раньше знал: будучи в Ашхабаде, он заболел и попал в нашу клинику. Березин поручил мне прооперировать его, а мне удалось без операции поставить его на ноги.
Наверное, такое не забывается. Академик Кротков начал свое выступление со слов: «Товарищи, вот этот человек спас меня от смерти…» потом выступил и академик Вишневский: «Я раньше пошел на поводу у председателя экспертной комиссии Савельева, поверил ему, а потому голосовал против. Теперь я убедился в достоинствах озокерита, потому поддерживаю работу Байрыева». Но волокита на этом не кончилась. Прошло почти полтора года, прежде чем меня вызвали вновь президиум ВАКа. Заседание вел Жуков-Варежников. Обращаясь к собравшимся, он сказал: «За свое открытие Байрыев достоин звания доктора наук».
ПОБЕДА! Но торжествовать ее доктору медицинских наук Байрыеву пришлось недолго. Предстоял новый поворот судьбы. Пожалуй самый черный, самый горький виток.
А в 1977 году в институте произошло «ЧП». Громкое «дело об аморалке» затрагивало многих. Отвечать же и за свои просчеты и за чужую вину пришлось ректору, ученому. Заседание бюро ЦК шло четыре часа. В адрес ученого сыпались и справедливые, и вовсе уж не обоснованные обвинения.
Решение было строгим: снять с работы за допущенные грубые просчеты, исключить из партии…
После этого он год работал в мединституте заведующим кафедрой, а потом был переведен на работу в Институт онкологии. «Почему?» - удивился Байрыев, и услышал: «Указание прокуратуры».
Крепко же хотелось кому-то из старых оппонентов ученого свести сним счеты…
С сентября семьдесят восьмого стал работать в коллективе онкологов. И здесь нет покоя. Пришел секретарь Ашхабадскогооблисполкома: «Чары Байрыевич, мы лишили тебя звания «заслуженного». «Причем тут, спрашиваю – облисполком? Звание дает Верховный Совет. По Указу дает, по Указу и отнимать должен». Настояли по требовали вернуть все документы о присвоении звания.
Стерпел и это. А тут, что ни день, следователь вызывает. Звонят в регистратуру: «Передайте Чары Байрыеву, чтобы он пришел в прокуратуру, в такой-то кабинет». Естественно, начинаются пересуды.
Я так понял: хотели в любом случае выставить меня преступником. Чего только не придумывали! «Вы везли собаку в город на государственной машине». «Откуда вез?» - растерялся я. «Из Меана-Чача. Вы оставили колхозных овец без присмотра, забрав у чабанов собаку». «Маленького щенка знакомые мне подарили». «Докажите». Поехал в этот колхоз, разыскал своего друга.
Каждый год весной еду в горы собирать лекарственные травы. Собрались мы с родственником в очередную поездку, добрались до горы Эрек и остановились на привал. Собираю травы и слышу шум мотора. Это на машине приехали начальник заставы и два пограничника с автоматами. «О-о, так вы здесь?» - удивленно спросил офицер. «А где же мне быть?» - ответил я вопросом на вопрос. Он тотчас же из машины по рации куда-то позвонил.: «Оказывается, Байрыев здесь. Нет никуда переходить не собирался. Собирает травы». Прощу объяснить, что случилось. «Вы будто собираетесь перебежать в Иран?» А мне бы ив голову такое не пришло.
Хотеле еще лишить научной степени члена-корреспондента Академии наук. Но президент Академии А. Г. Бабаев защитил: «У нас для этого нет никаких оснований. Если хотите, сами проводите президиум Академии – и снимайте». Послали письмо в ВАК. Оттуда ответили: «Центральный Комитет вашей республики не имеет никакого отношения к науке. Определять, достоин ли человек звания предоставьте нам».
Наконец, кончились допросы и бумажные «уколы». Но обида-то не прошла. И я стал писать заявления о восстановление в партии. Несколько раз меня вызывали в ЦК КПСС, со мной обстоятельно беседовали и … говорили, в конце концов, что рассматривать мое дело должны на месте, в Ашхабаде. Так и вышло. Но рассмотрели его только через десять лет после моего снятия с работы, когда в руководство ЦК Компартии республики пришли новые люди.

***

Доктор медицинских наук, член – корреспондент Академии наук Туркменистана, профессор Чары Байрыев работает сейчас старшим научным сотрудником в Туркменском НИИ онкологии.
Не озлобился на всех и вся, не предал клятву Гиппократа, а продолжает заниматься своим главным делом – спасать жизни людей. Что ж, рано или поздно справедливость должна была восторжествовать.

А.Чуриев.

«Туркменская искра» 15.01.1992 год.