Эшелон на Самарканд

ЭШЕЛОН В САМАРКАНД

В начале марта в «Редакции Елены Шубиной» выходит одна из самых ожидаемых книжных новинок 2021 года — роман Гузель Яхиной «Эшелон на Самарканд».

Это художественно осмысленная картина голода в Поволжье. Роман-путешествие, который строится на преодолении и вере в человека, сплетении культур, народов и судеб. Настоящая одиссея в декорациях разрушенной страны в первые годы советской власти.
«Первые десятилетия советской эпохи притягивают как магнит. Это время, когда завязались узлы, которые мы развязываем до сих пор. Время, которое эхом отзывается в нас сегодняшних, во многом определяет нас, — так описывает свой интерес к эпохе Гузель Яхина. — О голоде 1920-х годов написано мало, это черная дыра в нашей памяти и одновременно большая коллективная травма, до сих пор не проработанная, не проговоренная. Нельзя двигаться в будущее, имея за спиной дыры размером в несколько миллионов жизней».
Действие романа происходит в 1923 году на одном из «поездов Дзержинского» — так называли эшелоны, которыми голодающих детей эвакуировали в сытые регионы страны.
Командир эшелона Деев — молодой фронтовик Гражданской, с мягким сердцем и пылким темпераментом. Сопровождающая поезд детский комиссар Белая – жесткая и принципиальная женщина с суровым — «мужским» — характером. Они — два полюса, два диаметрально противоположных представления о добре, однако в путешествии становятся необходимыми друг другу: общая цель – спасение детей — на какое-то время сделает их близкими людьми и союзниками.
Череда страшных приключений в пути — добыча продовольствия, лекарств, поиски кормилицы для новорожденного младенца, блуждания в пустыне, столкновения с бандами всех цветов – выстроена как героический миф. Дееву, как и его легендарным предшественникам — Одиссею, Гераклу, Ясону, — предстоит справляться со Злом, у которого много имен: Голод, Болезнь, Убийство. И, конечно, с собственными демонами.
Пять сотен голодающих детей-беспризорников. Путь длиной в шесть недель и четыре тысячи верст. Из Казани, лесов Поволжья, через казахские степи и пески Приаралья — к пустыням Кызыл-Кума и горам Туркестана, в хлебный Самарканд. И везде — непримиримые враги: беженцы, бандиты, чекисты, казаки, басмачи… Но детские жизни, стоящие на кону этого опасного путешествия, станут мерой человечности для всех героев романа. А спасение детей — высшей целью, которая отменит и на время обнулит социальную вражду.

• Цитаты:

Четыре тысячи верст — ровно столько предстояло пройти санитарному поезду Казанской железной дороги до Туркестана. Но самого поезда еще не было — приказ о его формировании был подписан вчера, девятого октября двадцать третьего года. И пассажиров не было — их предстояло собрать по детским домам и приемникам: девочек и мальчиков, от двух до двенадцати, самых слабых и истощенных голодом. А вот начальник у эшелона уже был: фронтовик гражданской, из молодых — Деев. Назначен только что.

***

Сапоги — одна тысяча штук, пять сотен левых и пять сотен правых, — шуршали по брусчатке. В темном утреннем городе этот шорох раздавался громко и заполнял собой всю Рыбнорядскую, все прилегающие улочки и проулки. Заглушал высокие голоса муэдзинов на минаретах, шаги редких прохожих. Пять сотен пар ног шаркали по мостовым камням, не в силах оторвать подошвы от земли.

Кавалерийский сапог был так велик, что некоторые дети могли бы поместиться в нем целиком — с головой утонуть в гигантском голенище. И потому шагали медленно, подхватив доходящие чуть ли не до подмышек сапоги руками, — процессия едва волоклась по улице, растянувшись длиннющей кишкой. Иногда кто-то кувыркался на землю, споткнувшись о выступающий булыжник, и тогда вся кишка замирала и терпеливо ждала, пока взрослые не помогут упавшему, — сами подняться в таком снаряжении дети не могли.

***

Крестьянка, также желая быть полезной, предложила пошептать над каждым ребенком заговор на сохранение здоровья, однако, эту инициативу Деев с комиссаром отклонили.

— Не заговоры больным нужны, а мясо, — вздохнул Буг, когда ему рассказали про шептунью. — Для воссоздания утраченных телесных сил детям необходим белок.

— Вопрос к начальнику эшелона, — усмехнулась Белая. — Он у нас за чудеса ответственный.

— Вот пусть вам знахарка мяса и наколдует! — вспыхнул Деев. — И меда бочку. И мануфактуры на платье заодно. И чтобы завтра же очутились в Самарканде — сытые, одетые и здоровые!

***

Деев спрыгнул на землю, обогнул паровоз и понял причину: рельсы были засыпаны странными продолговатыми предметами. Поленьями? Подбежал ближе. Нет, не поленьями — соленой рыбой.
Гора соленой рыбы лежала на путях. Судаки, жерехи, лещи, воблы — желто-зеленые, серебряные, золотые. Тысячи тушек, многие тысячи: не пару мешков опрокинули на пути и даже не пару телег — целый вагон. Густо пахло вяленым и солью.
— Казаки, — только и сказала подоспевшая сзади Белая.

Как удалось им умыкнуть рыбу из подожженного вагона? Где хранили эдакую прорву еды? Как доставили на полустанок? Почему не вручили по-человечески, а театрально бросили на пути?

***

И лежали здесь не дети — скелеты детей: так померещилось Дееву, едва он вошел. На составленных рядом стульях были сооружены лежанки из тряпья. Поверх покоились кости — тоненькие, обернутые сероватой дряблой кожей. Такой же кожей были обернуты и черепа, и лица, которые состояли, казалось, из одних только огромных ртов и глазных впадин. Кости изредка пошевеливались: порой раскрывали бездумно глаза и покачивались вяло в своих ложах, а то лежали неподвижно, с полуприкрытыми веками. Несколько детей были устроены в больших плоских ящиках (по торчащим сбоку резным ручкам Деев узнал вынутые полки комода). Один ребенок — в фанерном чехле для контрабаса.
Это были лежачие — те, кто уже прошел через голодные обмороки, голодную горячку и голодный отек и кто голодал долго — не месяцы, а годы, — так что организм не умер от недостатка пищи, а истощился и истончился от постоянной ее скудости. Это были те, кого вряд ли уже можно было спасти. С потолка смотрели на них, улыбаясь, гипсовые амуры.

***

Белая носилась в узком проходе меж двумя составами — переставляла младших вперед, подбадривала уставших, отражала пацаньи шутки и сама отпускала остроты, отдавала приказы, кричала, махала руками — летала, как большая птица. Лицо ее было вдохновенно и счастливо.
Деев таскал на руках малышню с оставленных на привокзальной площади телег через пути, к «гирлянде». Ему помогали кавалеристы: не слезая с седел, они брали из деевских рук ребятишек — неумело брали, оттопырив локти и держа детские тела на весу наподобие штыков, — и нежно сжимали босыми пятками лошадиные бока. Едва умеющие шагать через рельсы, лошади переставляли копыта медленно и плавно — не шли, а плыли по путям, неся всадников и их диковинный груз.
Плечо, которого мимолетно коснулась Белая, уже не горело, но теплело. На ползущее к зениту солнце Деев старался не смотреть.