Божий мир

БОЖИЙ МИР

В.Н.Юферову

Как на божий мир, премудрый и прекрасный,
Я взгляну прилежней думой беспристрастной,

Точно будто тщетно плача и тоскуя,
У дороги пыльной в знойный день стою я…

Тянется дорога полосою длинной,
Тянется до моря… Всё на ней пустынно!

Нет кругом деревьев, лишь одни кривые
Высятся печально вехи верстовые.

И по той дороге вдаль неутомимо
Идут пешеходы мимо всё да мимо.

Что у них за лица? С невеселой думой
Смотрят исподлобья злобно и угрюмо, –

Те без рук, другие глухи, а иные
И́дут спотыкаясь, точно как слепые.

Тесно им всем вместе, ни один не может
Своротить с дороги – всех перетревожит…

Разве что телега пробежит порою,
Бледных трупов ряд оставя за собою…

Мрут они… Телега бедняков сдавила –
Что ж! Не в первый раз ведь слабых давит сила.

И телеге тоже ведь не меньше горя:
Только поскорее добежит до моря…

И опять всё смолкнет… И всё мимо, мимо
И́дут пешеходы вдаль неутомимо,

И́дут без ночлега, и́дут в полдень знойный,
С пылью поднимая гул шагов нестройный.

Где ж конец дороги?
За верстой последней,
Омывая берег у скалы соседней,

Под лучами солнца, в блеске с небом споря,
Плещется и бьется золотое море.

Вод его не видя, шуму их не внемля,
Бедные ступают прямо как на землю, –

Воды, расступаясь, путников как братьев
Тихо принимают в мертвые объятья,

И они всё так же злобно и угрюмо
Исчезают в море без следа и шума.

Говорят, что в море, в этой бездне чудной,
Взыщется сторицей путь их многотрудный,

Что за каждый шаг их по дороге пыльной
Там вознагражденье пышно и обильно!

Говорят… А море в красоте небесной
Так же нам незримо, так же неизвестно,

А мы видим только вехи верстовые –
Прожитые даром годы молодые,

Да друг друга видим – пешеходов темных,
Тружеников вечных, странников бездомных,

Видим жизнь пустую, путь прямой и дальний,
Пыльную дорогу – божий мир печальный…

15 ноября 1856 г.

• «Сегодня мне исполнилось 17 лет…»

1.

«Шестнадцать только лет! – с улыбкою холодной
Твердили часто мне друзья. –
И в эти-то года такой тоской бесплодной
Звучит элегия твоя!
О нет! Напрасно, вняв ребяческим мечтаньям,
О них рассказывал ты нам, –
Не верим мы твоим непризнанным страданьям,
Твоим проплаканным ночам.
Взгляни на нас: толпой беспечно горделивой
Идем мы с жребием своим,
И жребий наш течет так мирно, так счастливо,
Что мы иного не хотим.
На чувство каждое мы смотрим безразлично,
А если и грустим порой,
Смотри, как наша грусть спокойна и прилична,
Как вся проникнута собой!
Пускай же говорят, что теплого участья
В нас горе ближних не найдет,
Что наша цель мелка, что грубо наше счастье,
Что нами двигает расчет…
Давно прошла пора, когда не для забавы
Таких бы слушали речей, –
Теперь иной уж век, теперь иные нравы,
Иные страсти у людей.

А ты? Ты жить, как мы, не хочешь, не умеешь,
И, полон гордой суеты,
Еще, как неба дар, возносишь и лелеешь
Свои безумные мечты…
Поэт, беги ты их, как гибельной заразы, –
Их судит строгая молва,
И все они, поверь, одни пустые фразы
И заученные слова!»

2.

Не для судей моих в ответ на суд жестокий,
Но для тебя, былых годов
Мой друг единственный, печальный и далекий,
Я сердце высказать готов.
Ты понял скорбь души, заглохшей на чужбине,
Но сам нередко говорил,
Что должен я беречь и прятать, как святыню,
Ее невысказанный пыл.
Ты музу скромную, не зная оправданья,
Так откровенно презирал…
О, я тебе скажу, как часто в час страданья
Ее, изменницу, я звал!
Я расскажу тебе, как я в тоске нежданной,
Ища желаниям предел,
Однажды полюбил… такой любовью странной,
Что долго верить ей не смел.
Бог весть, избыток чувств рвался ли неотвязно
Излиться вдруг на ком-нибудь,
Воображение ль кипело силой праздной,
Дышала ль чувственностью грудь, –
Но только знаю я, что в жизни одинокой
То были лучшие года,
Что я так пламенно, правдиво и глубоко
Любить не буду никогда.
И что ж? Неузнанны, осмеяны, разбиты,
К ногам вседневной суеты
Попадали кругом, внезапной тьмой покрыты,
Мои горячие мечты.
Во тьме глухих ночей, глотая молча слезы
(А слез, как счастия, я ждал!),
Проклятьями кормил я девственные грезы
И понапрасну проклинал…
Порой на будущность надежда золотая
Еще светлела впереди,
Но скоро и она погасла, замирая
В моей измученной груди…

Тому уж год прошел, то было ночью темной.
Раз, помню, выбившись из сил,
Покинув шумный пир, по площади огромной
Я торопливо проходил.
Бог знает, отчего тогда толпы веселой
Мне жизнь казалась далека,
И на сердце моем, как камня гнет тяжелый,
Лежала черная тоска.
Я помню, мокрый снег мне хлопьями нещадно
Летел в лицо; над головой
Холодный ветер выл; пучиной безотрадной
Висело небо надо мной.
Я подошел к Неве… Из-за свинцовой дали
Она глядела всё темней,
И волны в полосах багровых колебали
Зловещий отблеск фонарей.
Я задрожал… И вдруг, отчаяньем томимый,
С последним ропотом любви
На мысль ужасную напал… О, мимо, мимо,
Воспоминания мои!

3.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

4.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

5.

Но образы иные
Меня преследуют порой:
То детства мирного виденья золотые
Встают нежданно предо мной,
И через длинный ряд тоски, забот, сомненья
Опять мне слышатся в тиши
И игры шумные, и тихие моленья,
И смех неопытной души.
То снова новичком себя я вижу в школе…
Мой громкий смех замолк давно;
Я жадно рвусь душой к родным полям и к воле,
Мне всё так дико и темно.
И тут-то в первый раз, небесного напева
Кидая звуки по земле,
Явилась мне она, божественная дева,
С сияньем музы на челе.
Могучей красотой она не поражала,
Не обнажала скромных плеч,
Но сладость тихую мне в душу проливала
Ее замедленная речь.
С тех пор везде со мной: в трудах, в часы досуга,
В мечте обманчивого сна,
С словами нежными заботливого друга
Как тень носилася она.
Дрожащий звук струны, шумящий в поле колос,
Весь трепет жизни в ней кипел;
С рыданием любви ее сливался голос
И песни жалобные пел.
Но, утомленная моей борьбой печальной,
Моих усилий не ценя,
Уже давно, давно с усмешкою печальной
Она покинула меня.
И для меня с тех пор весь мир исчез, объятый
Какой-то страшной пустотой,
И сердце, сражено последнею утратой,
Забилось прежнею тоской.

6.

Вчера еще в толпе, один, ища свободы,
Я, незамеченный, бродил
И тихо вспоминал все прожитые годы,
Всё, что я в сердце схоронил.
«Семнадцать только лет, – твердил я, изнывая, –
А сколько горечи, и зла,
И бесполезных мук мне эта жизнь пустая
Уже с собою принесла!»
Я чувствовал, как рос во мне порыв мятежный,
Как желчь кипела всё сильней,
Как мне противен был и говор неизбежный,
И шум затверженных речей…
И вдруг передо мной, небесного напева
Кидая звуки по земле,
Явилася она, божественная дева,
С сияньем музы на челе.
Как я затрепетал, проникнут чудным взором,
Как разом сердце расцвело!
Но строгой важностью и пламенным укором
Дышало милое чело.

«Когда взволнован ты, – она мне говорила, –
Когда с тяжелою тоской
Тебя влечет к добру неведомая сила,
Тогда зови меня и пой!
Я в голос твой пролью живые звуки рая,
И пусть не слушают его,
Но с ним твоя печаль как пыль исчезнет злая
От дуновенья моего!
Но в час, когда томим ты мыслью беспокойной,
Меня, посланницу любви.
Для желчных выходок, для злобы недостойной
И не тревожь, и не зови!..»

Скажи ж, о муза, мне: святому обещанью
Теперь ты будешь ли верней,
По-прежнему ль к борьбе, к труду и упованью
Пойдешь ли спутницей моей?
И много ли годов, тая остаток силы,
С тобой мне об руку идти,
И доведешь ли ты скитальца до могилы
Или покинешь на пути?
А может быть, на стон едва воскресшей груди
Ты безответно замолчишь,
Ты сердце скорбное обманешь, точно люди,
И, точно радость, – улетишь?..
Быть может, и теперь, как смерть неумолима,
Затем явилась ты сюда,
Чтобы в последний раз блеснуть неотразимо
И чтоб погибнуть навсегда.

15 ноября 1857 г., Санкт-Петербург.