Танкер "Дербент": Стахановский рейс -1

СТАХАНОВСКИЙ РЕЙС

1.

В красном уголке "Дербента" шли политзанятия. Здесь собралась свободная от вахты машинная команда, электрики и матросы. Пришел и Касацкий. Он сидел в сторонке, не двигаясь, с сосредоточенным и строгим лицом. Команда расположилась вокруг длинного стола, в конце которого сидел Бредис.
Басов задержался в машинном отделении. Когда он вошел, в каюте было тихо, измятый газетный лист переходил из рук в руки. Басов успел заметить крупную фотографию на первой странице — широкополую шахтерскую шляпу, удлиненный овал лица...
— Мы старую газету читаем сегодня, — обернулся к нему помполит. — Пропустили из-за моей болезни, — прибавил он виновато.
— Тысяча двести процентов нормы, — сказал Володя Макаров, — вот здорово!
— Да как он это сделал? Я не понял, — обиженно прогудел Гусейн. — Что он, богатырь, что ли?
— По картинке что-то не похоже.
— Ты, пожалуй, покрепче будешь.
— Читай, Володя.
Басов стоял у стены, привычно приглядываясь к лицам присутствующих. Это не мешало, а скорее даже помогало понимать чтение.
"...Тридцатого августа бригада Алексея Стаханова, организованно перестроившись, дала сто пятьдесят две тонны на отбойный молоток в смену..."
Старая газета, Басов уже читал ее. Моторист Газарьян слушает с открытым ртом. На лице его удивление с тем оттенком таинственности, какой бывает на лицах у детей, слушающих сказку. Для него это чудо, случившееся где-то за горами, за долами. А вот Котельников, поглядывая на товарищей, сосредоточенно грызет ногти. Он читал уже о Стаханове и теперь наслаждается эффектом, который производит это замечательное дело на других. Дальше хмурится Гусейн, над бровью упруго трепещет жилка, морщит коричневую кожу лба. Он, конечно, уже думает о том, нельзя ли "организационно перестроиться" и на "Дербенте".
...Матрос Хрулев оглядывает потолок сонными глазами. Под потолком серые вихры табачного дыма, облупленная краска, лампочка в пыльной сетке. Вероятно, Хрулев думает о чем-то своем, — о том, что рейс только начался, стоянка будет не скоро, а ему сейчас предстоит вахта, собачья вахта, ночная.
...Отдельно от всех помощник Касацкий. Он слушает внимательно, но хотя и не смотрит по сторонам, но наблюдает за всеми. Разве поймешь Касацкого?
Короткую историю забойщика Стаханова Басов знает наизусть. Техническая учеба на шахте "Ирмино" вперемежку с авралами, попытки организовать и по-своему расставить бригаду. Пристальное внимание к процессам труда, где на счету каждое движение, каждая секунда.
Вероятно, не легко это давалось. Басов вспоминает инженера Неймана и токаря Эйбата, учебник Немировского и регулировку дизелей. И на пути Алексея Стаханова стояли отсталые инженеры и обюрократившиеся администраторы. Может быть, и его сбивали цитатами из книг.
...Алексею Стаханову пришлось вынести большую и трудную борьбу с некоторыми чинами администрации, которые упорно цеплялись за устаревшие технические нормы.
Так оно и было. Огрызались напуганные администраторы, смеялись мастера: "Молодо-зелено". Вытаскивались на свет старые книги и... нормы. Семь тонн угля в смену — это предел. Чего он хочет, этот беспокойный человек со своей бригадой? Хорошо бы отделаться от него под благовидным предлогом.
"Не вышло", — думает Басов взволнованно, и ему кажется, что, когда он вынужден был уйти с завода, смутное предчувствие победы мешало ему предаться отчаянию.
Бредис аккуратно сложил газеты.
— Стахановское движение, — говорит он медленно, — это в первую очередь движение за использование техники до дна. Это движение началось снизу, — администрация тут ни при чем. Стахановцы — это рабочие, овладевшие техникой, накопившие достаточно знаний, чтобы двигать производстве вперед. Таких рабочих капиталистам не видать, понятно, такие рабочие есть только у нас.
Степан Котельников, склонив набок умное, немного обезьянье лицо, говорит:
— Стахановцев не много у нас, но уже есть люди, овладевшие техникой. Если они сумеют организовать работу по-стахановски, в стране всего будет вдоволь и не надо будет считать крохи. Каждый стахановец производит продукта гораздо больше, чем может употребить для себя. Значит, другие рабочие, которые не перестроились еще, живут отчасти за счет стахановцев. А какой же честный рабочий позволит себе жить за счет другого рабочего? Вот и выходит, что все должны работать по-стахановски, по мере своих способностей, конечно.
— Вер-р-но, — сказал Володя, — так получается.
Касацкий поднялся и подошел к столу, улыбаясь и блестя красивыми глазами.
— Товарищ Котельников сказал замечательно верно, — обратился он к помполиту, — стахановское движение только начинается, но уже несет в себе массовое начало и, несомненно, охватит всю страну. Молодец Котельников.
— Растут ребятки, соображают, — заметил Бредис добродушно, — политэкономию недаром читали.
Занятия кончились. В красном уголке несколько человек сгруппировались вокруг радиста, которым рисовал что-то быстрыми, размашистыми штрихами. На бумаге появилась длинная цепь вагонеток и маленькая фигурка в широкополой шляпе. Как всегда, рисунок появился удивительно быстро, словно мультипликация на экране. И тут же из-под руки Володи выскочили крошечные баржи и над ними появилась цифра 25 000. Корпус корабля, намеченный несколькими штрихами, выдвинулся за край листа, и под его волнорезам закудрявились водяные буруны.