Либер Патер / рассказ

ЛИБЕР ПАТЕР

Черепица скользнула по скату донжона, зацепилась за водосток, качнулась и рухнула вниз, едва не задев фару допотопного трактора, припаркованного во дворе замка. И рассыпалась на куски. Толстый лабрадор взвизгнул и шарахнулся к ногам хозяина.
– Дерьмо, – сказал хозяин лабрадора, трактора и замка, – пора ремонтировать крышу. Сто лет, как пора...
Он пересек мощеный двор и направился к дому. Прошел мимо парадного подъезда с мраморной полукруглой лестницей, мимо оранжереи и свернул к черному входу, ведущему на кухню и в складские помещения. На пороге очистил подошвы о чугунный скребок и разулся. В прихожей снял брезентовую куртку, повесил на гвоздь кепку и пошел по коридору, оставляя следы мокрых носков на каменном полу.
– Добрый вечер, господин граф! – поздоровалась горничная, веселая толстая девица с пылесосом.
– Добрый вечер, Онорин. Мадам у себя?
– Ага, легла отдохнуть перед ужином. Весь день приводили в порядок детскую. Срок-то уже близок, верно?
– Верно… Если что, я в кабинете.
Ребенок родился через два дня, на месяц раньше положенного. Это была молчаливая девочка с серьезным лицом и тревожными глазами. Она тихо лежала в кровати и вздрагивала от резких звуков, но не плакала. Ее назвали Клеманс.
Клеманс провела в молчании три с половиной года, а когда родители уже потеряли надежду услышать ее голос, произнесла свою первую фразу. «Римские цифры», —сказала она, указывая на кадран солнечных часов.
В честь римских цифр накрыли стол и устроили семейный праздник. Старшие дети носились вокруг клумбы, мать в десятый раз описывала чудесное событие, а Клеманс молча сидела на коленях графа и отворачивалась от рук родственников, пытавшихся погладить ее по голове.
Вскоре выяснилось, что мир Клеманс делится на две части: с одной стороны – она и отец, с другой – мать, старшие сестры, брат и прочие явления непредсказуемой природы. Опасность подстерегала ее на каждом шагу: она боялась трактора, грозы и белых коров мясной шаролезской породы.
– Смотри, папа! – шептала она, прижимаясь к графской ноге.
– Что еще, доченька?
– Вон! – она указала на исполинскую мошонку быка-производителя.
– Это тестикулы, радость моя. Там живут будущие бычки. Тестикулы очень вкусные, как-нибудь попросим маму приготовить.
Клеманс представила тарелку с рогатыми бычками и испугалась еще больше.
Все вечера она проводила в кабинете отца, решая детские судоку и наблюдая, как граф ведет деловую переписку, заполняет декларации и пишет жалобы на соседа, отстаивая права на спорный участок дубового леса, который издавна снабжал древесиной местную бондарную мастерскую. Тяжба длилась второй век и передавалась по наследству вместе с полями, пастбищами и замком. Отец писал изысканные фразы красивым почерком, а сосед отвечал бодрыми электронными посланиями, смысл которых терялся в трущобах бюрократических оборотов и в ссылках на законы, указы и поправки. Граф вчитывался в текст, вытирал пот и ругался сквозь зубы.
– Папа, брат сказал, что соседу пора оторвать яйца, – сообщила семилетняя Клеманс, глядя на страдания отца.
– Девочка моя, это очень неприличное выражение, – рассеянно ответил граф. – Надо говорить тестикулы...
– Как у бычка?
– Совершенно верно...
– Хорошо, папа. Когда я вырасту, я оторву ему тестикулы.
Клеманс не любила школу, бурлящую неистовой энергией сверстников, и не любила воскресные дни, потому что боялась ходить на мессу. Ее угнетала стрельчатая необъятность собора и муравьиная возня паствы, контраст неуязвимого пространства и микроскопических смертных тел. Но страшнее всего было стотрубное чудище, живущее под сводами церкви. Чудище пробуждалось почти неслышно, его первый звук был таким тихим, что казался всего лишь дополнительной нотой в шепоте прихожан, в шарканье шагов и в писке младенцев, но постепенно неясный гул нарастал, его утробные вибрации щекотали затылок, скользили по позвоночнику, сползали в живот и сжимали мочевой пузырь. А еще через мгновенье орга́н обрушивался на Клеманс всем своим весом, всей мощью медных труб. Она зажимала уши и пряталась в подмышку отца.
– В кого она такая? – сокрушалась мать, властная эльзасская баронесса.
– Да уж точно не в меня, – вздыхал граф, выросший среди деревенских детей, чьи отцы начинали утро со стопки самогона и тарелки горячей похлебки, а потом запрягали своих першеронов и отправлялись на лесозаготовки – в сырую безмолвную чащу, где круглый год росли бледные тонконогие грибы, а под мшистыми кочками шныряли бесы и щекотали ноги безропотных лошадей. Лесорубы не боялись лесных тварей и кидали им объедки второго завтрака.
Да… И бесы перевелись, и народ измельчал... – думал граф, глядя на субтильную дочь.
К тринадцати годам Клеманс превратилась в полупрозрачную кранаховскую деву: узкие покатые плечи, треугольное лицо с высоким лбом, несоразмерно большие, раскосые глаза и детский ротик с хищноватым изгибом.
Она пробиралась по жизни, боязливо озираясь вокруг. Обходила стороной трехметровый камин, в котором, как объяснил старший брат, живет демон и по ночам жарит на вертеле девственниц, отрезая запекшиеся кусочки старинным мечом – тем, что висит на противоположной стене рядом с портретами феодальных предков. Она пряталась от взглядов монахинь в католическом лицее, от разухабистых деревенских подростков и от их рычащих мотоциклов; она шарахалась от толпы профсоюзных активистов с факелами и вздрагивала на замечания инструктора по вождению.
Двадцатилетняя Клеманс испуганно косилась на отца, когда он вел ее к алтарю, чтобы передать в объятия красивому мальчику из хорошей семьи. Уши долговязого жениха пылали от смущения и вожделенья.
Молодоженов поселили во флигеле с донжоном. Окна спальни выходили во двор, заставленный сельхозтехникой, в отдельном ангаре жил антикварный трактор отца. А дальше было бесконечное поле и длинное стойло с коровами породы шаролез. Иногда к стойлу подгоняли решетчатую фуру, заталкивали в нее двух мясных гигантов и увозили на бойню под прощальное мычание стада.
После замужества жизнь Клеманс почти не изменилась. Она по-прежнему училась в школе бухгалтеров, а по вечерам помогала отцу: вела деловую переписку, манипулировала банковскими счетами и затыкала финансовые дыры в их обширном, но бестолковом хозяйстве. Цифр она не боялась, как и прочих абстракций, не способных причинить вред. Ее пугали явления, а не идеи: долгая дорога казалась страшнее бесконечности, а случайная смерть соседа – ужаснее, чем закономерная недолговечность бытия. Опасные белые шаролезы, бочки с соляркой, бензопилы и ножи комбайнов превращались в цифры и подчинялись ее воле, выстраиваясь в таблице Exсel красивыми и безобидными столбцами.
Закончив работу, она возвращалась во флигель, ужинала с мужем и после робких отговорок уступала его влюбленным посягательствам. Она безучастно исполняла супружеский долг и упрекала себя в равнодушии.
Клеманс избегала праздников и шумных семейных сборищ. Летом, когда в замок съезжались родственники и рассаживались за столом на террасе, она, под предлогом срочной работы, скрывалась в отцовском кабинете. Здесь ей ничто не угрожало: болтовня сестер, споры о политике, обсуждения новой модели комбайна, кухонных рецептов и физиологии новорожденных племянников отсекались хлопком кабинетной двери.
Клеманс все глубже погружалась в уютный океан деловых бумаг и все реже выныривала на поверхность. Какая она серьезная! – восхищались родственники. – Кажется, поместье в надежных руках! Граф польщенно кивал, а Клеманс улыбалась вежливо и отстраненно.
Так прошли лето и осень, а в начале зимы, когда над провинцией повис перламутровый туман, коров загнали в стойла, а в погребах созрела брага – сливовая, грушевая и виноградная, в деревню прикатила передвижная винокурня и устроилась на окраине возле заброшенного амбара. К винокурне съезжались джипы и легковушки с прицепами, груженые пластиковыми бочками. В бочках томилось унылое фруктовое месиво и мечтало о перевоплощении в жизнерадостную огненную жидкость.
Было моросящее декабрьское утро, Клеманс уже заводила машину, когда ее окликнула мать:
– Постойте, дитя мое! Только что звонили с винокурни, говорят все готово. Не могли бы вы после занятий забрать бутылки?
– Конечно, мама. До вечера!
Вечером пошел снег и дороги подморозило. Клеманс на стареньком Пежо пробиралась в сумерках к заброшенному амбару. Печка не работала, лысые колеса скользили, дворники размазывали снежную кашу по ветровому стеклу.
Винокурня – четырехколесная платформа с брезентовым навесом – утопала в снежной круговерти и в облаках алкогольного пара. Навстречу вышел хозяин, рыжебородый гигант в крестьянском комбинезоне.
– Привет, ты что ли графская дочка? Проходи, не стесняйся!
Он откинул брезентовый полог и подтолкнул Клеманс вперед.
Это было тесное помещение, освещенное желтой подвальной лампой. В дымном полумраке вздыхало и урчало медное чудище – нагромождение перегонных кубов, переплетение труб с кранами и с манометрами. Котлы пыхтели и выдавливали из себя струйку ароматной жидкости, которая стекала в ведро с поплавком спиртометра.
– Готова ваша сливянка, сейчас принесу. Отличное вышло пойло!
Он вернулся через минуту с тяжелым ящиком.
– А чего ты дрожишь? Замерзла? Давай-ка, хлебни, чтобы не простудиться.
– Я же за рулем...
– Да брось, жандармы сюда не сунутся! Ну что, за знакомство? Меня зовут Либер, а тебя?
– Клеманс.
– Твое здоровье, малютка Клеманс!
Она выпила. От пятидесятиградусного самогона вспыхнуло лицо и навернулись слезы, концентрированный аромат сливянки проник во все закоулки организма и поселился там навсегда.
– Молодец! А теперь повернись-ка к свету, а то не вижу, с кем пью.
Он подошел вплотную, подхватил ее и, как куклу, усадил на высокую бочку с брагой.
– Э, да ты совсем ребенок! Сколько тебе? Семнадцать?
– Двадцать один.
– Совершеннолетняя, значит. Это хорошо.
– Почему?
Либер улыбнулся, стянул с нее шапочку и размотал длинный шарф.
– Какая же ты крошечная, того и гляди исчезнешь!
– Что вы делаете?! – Клеманс ошарашенно наблюдала за его действиями.
– Собираюсь улучшить графскую породу, а то совсем вы тут измельчали! – подмигнул Либер и расстегнул верхнюю пуговицу ее пальто.
– Прекратите! Я замужем! Нас могут увидеть!
– Тебя только это смущает?
Он скалил зубы в шальной усмешке, неприличный шепот обжигал ее шею, борода елозила по голому животу. Клеманс не сопротивлялась – первый раз в жизни прикосновение чужой шерсти не вызывало страха и отвращения.
– Простите за опоздание, – извинилась Клеманс, входя в столовую. Вся семья уже собралась за столом.
– Почему вы так задержались, дитя мое? – мать недовольно поглядела на часы. – Я очень волновалась, на улице гололед и уже стемнело.
– Там была очередь, – объяснила Клеманс, даже не заметив, как легко ей далось первое в жизни вранье.
– Вы не отвечали на звонки!
– Я не слышала... Может, телефон разрядился? – Она порылась в карманах – Да куда же он подевался? Наверное, обронила на винокурне, придется завтра заехать. – Клеманс расстроенно хмурилась, а предусмотрительно отключенный телефон молчал на дне кармана.

Всю следующую неделю она не появлялась на занятиях и пропустила несколько контрольных. Алкогольные бесы, сидящие на перегонных котлах, встречали Клеманс глумливым хихиканьем. Либер поил ее самогоном – сливовым, грушевым и виноградным, а Клеманс трепала его рыжие патлы, стараясь не задевать короткие рожки, растущие над ушами.
– Да не бойся ты, они не заразные и по наследству не передаются! – смеялся Либер и бодался, как шаролезский бык.
Винокурня уехала в середине декабря, а в августе родился ребенок – крупный, орущий басом мальчик с головой, заросшей оранжевой шерстью.
– Странно, что без бороды, – хмыкнула акушерка.
Еще через год родилась дочь – такая же большая и рыжая. Девочка размахивала кулаками и тоже орала басом, но успокаивалась, когда Клеманс подносила к ее носу тряпочку, смоченную в сливовом самогоне.
Винокурня приезжала каждый декабрь, дети рождались в августе. В первые годы соседи шептались за спиной маленькой, вечно беременной Клеманс, но со временем привыкли и успокоились. Муж давно исчез, безропотно и смущенно, а Клеманс по-прежнему жила в мире цифр, кредитов, финансовых отчетов и налоговых деклараций. Жила в ожидании декабря и августовской расплаты. Детьми она почти не интересовалась и отдала их на попечение своей матери, которая страстно любила рыжих внуков, но беспокоилась о здоровье дочери и в начале декабря подсовывала на ее письменный стол статьи о современных методах контрацепции.
А отец был счастлив: коровы набирали вес и легко разрешались от бремени, росли цены на древесину, солнечные дни чередовались с короткими ливнями, в то время как соседние провинции страдали от засухи и наводнений.
Дела шли все лучше: Клеманс заключала выгодные сделки и управляла семейным капиталом, цифры в графе доходов обрастали нулями. А когда старинная тяжба за спорный участок леса завершилась полной победой Клеманс, отец, втайне от семьи, переписал завещание на младшую дочь.
Старшие сестры и брат – безупречные столичные жители – восхищались ее успехами и неумело скрывали свое презрение.
– Чему ты удивляешься? – услышала она однажды, проходя мимо кухни. – У малышки никогда не было амбиций. Она умеет считать и рожать, вот и все ее интересы. Думаю, кроме бухгалтерских учебников, Клеманс не прочла ни одной книги.
– Ты права, – ответил вальяжный мужской голос. – Наша сестра связала свою жизнь с деревней, но сколь чуждо ей все, что наполняет истинным смыслом эту жизнь! Ее натура лишена той глубинной сути, без которой заботливая рачительность хозяина превращается в пустую погоню за прибылью! Ее руки не знали благородного труда, ее ноздри не вдыхали запаха унавоженной земли, не трепетали, почуяв патриархальный аромат овчарни...
– Наши, братец, тоже не трепетали, – перебила старшая сестра. – И ты все-таки не забывай, кто оплачивает твои авантюры.
Клеманс на цыпочках прокралась мимо кухни в отцовский кабинет и опустилась в кресло напротив окна. В последнее время ее мучила одышка и болели ноги – в животе дозревал очередной плод самогонного декабря.
После рождения седьмого внука мать не выдержала и распахнула дверь кабинета. Клеманс сидела за столом, уткнувшись в экран компьютера, красивые пухлые цифры выстраивались в графу «Доходы».
– Как вы себя чувствуете, дитя мое?
– Нормально. – Клеманс неохотно оторвалась от экрана.
– У вас усталый вид.
– Все в порядке, мама.
– Послушайте, Клеманс… Вы знаете, как я привязана к внукам, но мы с отцом очень о вас беспокоимся. Так не может продолжаться вечно! Во что вы превратили свою жизнь? Цифры и роды, цифры и роды… Вы же молодая женщина, вам еще нет тридцати! Я в ваши годы…
– Не волнуйтесь, мама, он больше не приедет.
– Вы что, поссорились? Тем лучше! Этот бык-производитель, которому наплевать на собственных детей...
– Мама, его зовут Либер, я вам уже говорила.
– Какое дикое прозвище! Это что-то политическое?
– Мифологическое. – Клеманс раскрыла энциклопедический словарь. – Вот, смотрите: «Либер Патер, италийский бог плодородия и виноградарства. Отождествляется с Вакхом. Символ власти – фаллос». Мы заключили сделку: семь детей в обмен на процветание замка. Не знаю, зачем ему дети, но свое обещание он выполнил.
– Неужели вы верите в эту чушь, бедная моя девочка?!
– И еще у него настоящие рожки, я сама видела. Вот такие, маленькие и коричневые. А теперь будьте добры, оставьте меня. Я должна закончить финансовый отчет.
Клеманс работала до трех ночи, потом выпила стаканчик сливянки и легла спать.
Ранним утром ее разбудил шум: с улицы доносились победные вопли, ругательства, детский плач и возмущенные крики взрослых. Она выглянула в окно. Во дворе банда рыжеволосых детей поливала городских кузенов из садовых шлангов.
– Клеманс! – орала старшая сестра, – немедленно угомони своих демонов!
Она захлопнула окно, забралась под одеяло и снова заснула.
Ей приснился каминный зал замка. У дальней стены, рядом с портретами феодальных предков, громоздится нелепая инсталляция: скопление медных труб и котлов, симбиоз органа и винокурни. Звучат первые такты Аллилуйи, из трубки в нижней части сооружения льется ароматная прозрачная жидкость. В камине горит огонь, и косматый улыбчивый демон с короткими рожками жарит на вертеле девушку. Он обрезает запекшиеся кусочки и кормит ими веселых рыжеволосых детей.

_________________________________________

Об авторе:  ОЛЬГА ВИШНЁВА

Родилась в Казани. Художник, окончила живописный факультет института им. Сурикова. Живет в городе Невер, Франция. Преподает в художественных студиях и участвует в выставках.