Люстра

ЛЮСТРА

Я часто встречаю в кофейне маленького, толстого человека, но кто он, не знаю.
Все началось с продажи домашнего скарба. Мы с женой рассортировали наши вещи: в одну кучу — необходимые, в другую — менее важные, и наконец, в третью — ненужные. Продавали те, которые считали ненужными. Вскоре, решив, что нам почти ничего не нужно, продали все, оставили лишь книги, кровати и несколько кастрюль.
Когда хозяин все же выселил нас по суду за неуплату, я отправил жену и детей в дом к тестю. А так как с тестем с самого начала у меня были плохие отношения, я мог приходить к семье только после того, как в доме все лягут спать. Мы заранее договорились, что дверь будет открывать жена.
И вот однажды после полуночи я подошел к дому тестя и тихо постучал в дверь. Она тут же открылась, но передо мной была не жена, а сам тесть. Он открыл дверь, и не произнеся ни слова, выключил свет и ушел. Я пробирался в темноте, споткнулся и упал. Ощупью попытался определить, на что я свалился. Определил — на книги. Поднялся и пошел, держась за стенку. Услышал женский крик. Это крикнула жена. Открыл дверь в комнату, из которой доносился голос тестя, и увидел свою жену — она плакала, глаза у нее были красные и опухшие.
— Пусть он заберет из моего дома свои книги, иначе я их сожгу! — угрожал тесть. — От них нет никакого проку, раз он не в состоянии прокормить детей, так пусть не стучится в мою дверь.
Вот с того-то дня я и повадился ходить в кофейню. Маленький, толстый человечек, так же как и я, приходил туда утром и проводил весь день.
Однажды он появился только после обеда. В руках у него была люстра с пятью рожками. Он поставил ее на стол и выпил чашку кофе. С того дня он всегда приходил в кофейню с люстрой. Поставит ее на стол и сидит допоздна, а потом забирает люстру и уходит.
На следующий день я увидел, что в люстре недостает стеклянной чашечки, вероятно, она разбилась. На другое утро остались только две стеклянные чашечки и пять ламп. А еще через три дня — уже не было ни одной чашечки и ни одной лампы. В руках у маленького, толстого человечка был лишь металлический остов. Незнакомец не расставался с этим бронзовым скелетом, который качался у него в руках, как вешалка, что висела в кофейне.
Так как я не мог зайти в дом тестя, мы с женой встречались в парках, на улице и разговаривали стоя. Решение тестя было окончательным: пока я не смогу прокормить своих детей, он запрещает мне даже разговаривать с их матерью. Если же я не найду работу и у меня не будет денег длительное время, он, возможно, возбудит дело о разводе.
Я был согласен на любую работу, на все, что могло дать деньги. Но куда бы я ни обращался, всюду получал отказ. Однажды я встретил своего старого приятеля. Как и всем, я рассказал ему о своем положении.
— Какая бы ни была работа, я согласен на все, даже таскать камин на стройке, — сказал я.
Приятель посочувствовал мне:
— Уж если тебе все равно, тогда займись торговлей, хотя бы мелкой, вразнос. Продавай носовые платки, носки — заработаешь себе на жизнь. Приходи завтра ко мне, я тебе дам пятьсот лир. И сразу же принимайся за дело!
Я взял его адрес, и мы расстались. Я готов был плясать от радости. Кто в наше время даст пятьсот лир! Значит, еще не перевелись хорошие люди.
Утром я, как обычно, зашел в кофейню. Вскоре появился маленький, толстый человечек со своим стержнем от люстры в руках. Он сел около меня и поставил остов на стол. Мы уже давно здоровались.
— Как поживаете? — приветствовал он меня.
— Благодарю, а как вы? — спросил я. И, будто невзначай, поинтересовался: — Извините меня, пожалуйста, за любопытство, но скажите, что это вы не расстаетесь с этой люстрой? Я всегда вижу ее у вас в руках.
— Вот эта? Эта подлюга?! Это горе мое, а не люстра!
— Да-а-а?.. — протянул я с удивлением.
— У нее длинная история, — начал он рассказ. — Когда у человека начинают плохо идти дела, то поправить их оказывается трудно, даже невозможно!.. Так случилось и со мной, я потерял работу. Кстати, когда я и работал, мы тоже с большим трудом сводили концы с концами. У нас не было никаких сбережений. А вот остался без работы, и начали по-настоящему бедствовать. У меня жена и двое детей...
— И у меня, — сказал я грустно.
— Вы не знаете, что такое бедствовать. . — Как не знаю, у меня то же самое!
— Сначала мы распродали наши вещи. Разделили их на необходимые, менее необходимые и ненужные. Начали с ненужных. Через некоторое время поняли, что ни одна вещь нам не нужна, и продали все.
— Как странно!.. Точь-в-точь как у нас!
— Остались только книги, кровати и кое-какая посуда. Когда за неуплату хозяин по суду выбросил нас на улицу...
— Вы, наверно, отправили вашу жену и детей к тестю?
— Откуда вы знаете?
— Я так же поступил!
— Да, я отправил их к тестю. С ним у меня с самого начала не сложились отношения.
Человек слово в слово рассказывал мою жизнь. Я с удивлением слушал его. После полуночи он отправился в дом к тестю. Вместо жены дверь ему отворил тесть. Потушил свет. Маленький, толстый человечек упал в темноте на книги. Все, как со мной, до мельчайших подробностей. Уму непостижимо такое совпадение. Уж не подслушал ли он мою историю и сейчас насмехается надо мной?
— Знаю, знаю, короче! — закричал я. — Не растягивайте, расскажите о люстре.
— Расскажу и о ней. Однажды я встретил своего старого приятеля.
— Может быть, он дал вам пятьсот лир?
— Да! Но откуда вы это знаете? Я никому этого не рассказывал.
— А откуда вы знаете? Я тоже никому не рассказывал!
— Я говорю о том, что произошло со мной.
— Хорошо, вы получили пятьсот лир?
— Получил!
— А я еще не получал, скоро пойду за ними. Расскажите, что произошло затем.
— Когда я шел к приятелю, я чуть не падал от голода. За два дня я выпил только два стакана чаю. Приятель ссудил пятьсот лир. «Я расшибусь, буду работать и заработаю денег. В кратчайший срок верну долг», — сказал я. «Спешить не надо. Главное, чтобы ты занялся каким-нибудь делом», — ответил он. Я поблагодарил и ушел.
Я хотел купить на рынке два-три ящика персиков, груш и продать их. Это обошлось бы мне в сто, сто пятьдесят лир. Я не хотел пускать в оборот сразу все деньги.
Когда я проходил мимо ресторана, мой взгляд задержался на кушаньях, которые были выставлены на витрине. Я еле держался на ногах. Я решил хорошенько поесть! На три лиры можно досыта наесться. Но я боялся менять деньги. Я не имел на это права. Стоит только разменять, они растаят, и я останусь ни с чем.
Когда я проходил мимо шашлычной, в нос мне ударил аппетитный запах. Я не мог удержаться, вошел и... поспешно повернул назад. Нужно сначала заработать, а потом есть! У булочной меня одурманил аромат свежего хлеба. Что, если купить хлеба? Нет, я не имею права.
Я остановился перед торговцем бубликами. Они были свежие, хрустящие. Не купить ли один? Нет! Я должен заработать сначала, вырвать из рук тестя жену и детей.
Стояла сильная жара... И когда проходил мимо продавца шербетом, я чуть было не попросил стаканчик лимонада со льдом. Но вовремя опомнился и прошел мимо. «Мой тесть увидит, какие великие дела я сотворю на эти пятьсот лир, и еще пожалеет, что так плохо относился ко мае», — мечтал я.
Я умирал от жажды, но, боясь разменять деньги, не выпил даже стакана воды за десять курушей. Я не садился в трамвай, ходил всюду пешком.
Я пришел на крытый рынок. Мимо бедестана — той части большого базара в Стамбуле, где торгуют драгоценностями, оружием и старинными вещами, — я прошел, не останавливаясь. На открытом аукционе, где обычно происходит распродажа старых вещей, стояла толпа. Время близилось к вечеру. Рано утром, думал я, приду на рынок, куплю персики, груши и начну торговлю. Сегодня у меня еще не было дел. Я мог пойти в кофейню, но зачем зря тратить деньги на чай и кофе? Вот я и решил пойти на бедестан и посмотреть, как идет распродажа, а заодно убить время. К тому же я никогда не бывал там.
Как и все, я прошел в зал. На ступеньках сидели люди. Подобно другим, присел и я. Вещи, предназначенные для продажи, и аукционист были у всех на глазах. Аукционист достал из вороха вещей фотоаппарат и громко объявил:
— Фотоаппарат марки «Ролейфлекс», объектив два с половиной, почти не был в употреблении, в рабочем состоянии. Оценен в триста лир. Триста лир! Желающие? Триста...
— Триста десять! — закричал кто-то со ступенек. — Триста десять, господин!.. Триста десять, триста десять... — объявил аукционист.
— Триста пятнадцать! — закричал другой. Из разных мест поднялись голоса:
— Дам триста двадцать!
— Четыреста пятьдесят!..
На некоторое время аукцион затих. Аукционист продолжал:
— Продан за четыреста пятьдесят. Фотоаппарат марки «Ролейфлекс» с запасным объективом и треножником.
Человек, сидевший в зале, обратился к аукционисту:
— Разрешите посмотреть аппарат.
Аукционист протянул ему аппарат. Человек, повертев его в руках, сказал:
— Четыреста шестьдесят!
— Четыреста шестдесят две!
— Четыреста восемьдесят!.. Кто больше!.. Продан, продан, про-о-о-д-дан!
Ударил молоток. Чиновник протянул купившему фотоаппарат квитанцию, записал фамилию и получил деньги. Следующей вещью была пишущая машинка.
— Исправная пишущая машинка марки «Ремингтон»!.. Оценена в шестьсот лир!.. Шестьсот лир!
— Шестьсот десять!
— Шестьсот пятьдесят!..
Никогда в жизни я не видел более волнующего зрелища. По мере того как росла цена, росло и напряжение.
— Шестьсот пятьдесят пять!
— Семьсот десять!
Я был так увлечен, так возбужден, что, не помня себя, крикнул:
— Семьсот пятьдесят!
У меня получилось это так громко, что я сам испугался собственного голоса.
Аукционист, глядя на меня, объявил:
— Семьсот пятьдесят! Кто больше! Продается за семьсот пятьдесят, продается, про-о-о-да...
Вдруг раздается голос:
— Семьсот пятьдесят одна!
— Ох! — вздохнул я с облегчением.
Что было бы, если б машинка осталась со мной! У меня ведь всего-навсего пятьсот лир! Пишущая машинка была продана за семьсот восемьдесят лир.
Аукционист выставил ручную швейную машинку. Ее оценили в пятьсот лир. Первая опасность обошла меня. Увлеченный возбуждением толпы, я сдерживал себя, чтобы снова не сунуться в игру.
— Пятьсот десять!
— Пятьсот двадцать!
— Шестьсот!
Последним крикнул я. Все головы повернулись ко мне. Меня будто обдало кипятком. Как получилось, что я снова вылез? Человек, сидевший рядом со мной, сказал:
— Она не стоит шестисот лир!
— А тебе какое дело? Разве не я буду платить?! — ответил я ему.
— Я механик, поэтому... — начал он и вдруг заорал: — Шестьсот одна!
Вторично меня обошла беда.
На продажу выставили вазу. При каждой новой цифре я подпрыгивал. Чтобы не закричать, зажимал рот руками.
После вазы была продана картина, написанная маслом, потом пылесос.
Аукционист поднял люстру.
— Пятирожковая люстра, исправная!.. Оценена в сорок лир!.. Кто даст больше? Сорок лир!
— Сорок одна!
Человек слева от меня выкрикнул:
— Сорок две!
Человек, сидевший справа от меня:
— Сорок пять!
Человек впереди меня:
— Сорок восемь!
Человек сзади меня:
— Пятьдесят!
Я уже больше не мог сдерживать себя и закричал:
— Пятьдесят одна!
Атмосфера была так накалена, что не было сил сдержаться.
Человек справа:
— Пятьдесят три.
Слева:
— Пятьдесят пять.
Невольно я закричал:
— Шестьдесят!
Боже, я изо всей мочи стараюсь себя сдержать, но разве это в моих силах?
— Семьдесят!
— Семьдесят пять!
Теперь мы уже заупрямились, и я сам не знаю как, выкрикнул:
— Восемьдесят!
— Сто! Слева:
— Сто пятьдесят!
Я:
— Двести!
Кричим то он, то я. Только он набавляет одну-две лиры, а я пять-десять.
— Двести семьдесят!
После каждой новой цифры я молился: «Дай бог, чтобы он еще прибавил, пусть вещь достается ему».
— Двести девяносто!
— Если он скажет: «Двести девяносто одна», — я не прибавлю ни куруша.
— Двести девяносто одна!
Не в силах себя сдержать, я закричал:
— Триста!
Постепенно возрастая, цена перевалила за четыреста. Человек, сидевший рядом со мной, сказал:
— Четыреста девяносто одна!
Я закричал:
— Пятьсот!
Во мне словно кричал кто-то другой. Если человек скажет: «Пятьсот одна», — я замолчу. У меня не было ни курушем больше. И что бы вы подумали?!
Человек будто знал, сколько у меня денег в кармане, и говорит:
— Берите на здоровье!
В зале наступила тишина. Аукционист:
— Пятирожковая люстра!.. За пятьсот лир... Кто больше? Когда он сказал: «Кто больше?» — я посмотрел каждому в лицо. Не нашлось ни одного честного человека, который бы произнес: «Пятьсот одна», — чтобы меня спасти. У одного зашевелились губы, — может быть, мне так показалось? Я сказал, желая ему помочь:
— Господин, вы, кажется, что-то собирались сказать?!
— Нет, ничего! — ответил он.
Будто его слово что-то изменит! Ни у кого не осталось совести. При продаже других вещей аукционист медлил, на этот же раз он поспешно крикнул:
— Продано, продано! — и ударил молотком.
Потом он сразу протянул мне квитанцию, записал мою фамилию и адрес. Я даже не успел двинуться, как он оформил покупку, взял мои пятьсот лир и всучил мне пятирожковую люстру. Человек, который состязался со мной, стоял рядом.
— Пользуйтесь на здоровье, вы купили хорошую вещь! — сказал он.
— Откуда вы знаете, что она хорошая? — спросил я.
— Как мне не знать, я же ее владелец!
— Я вижу, что вы оказались в затруднительном положении и вам пришлось ее продать. Жаль!.. Хотите я вам возвращу люстру за четыреста девяносто лир?
— Вам повезло, я не смею лишать вас такой удачи! — ответил он.
— Мне совсем не нужна люстра, дайте четыреста и забирайте ее, — сказал я.
— Пользуйтесь на здоровье! — сказал он и ушел.
— Послушай, бери за триста! — крикнул я ему вслед, но он даже не обернулся.
Я ушел с люстрой. Я знал, что купил вещь за бешеную цену, что у меня нет ни кола, ни двора, но я не знал, что мне делать с этой проклятой люстрой? Я понес ее в торговый ряд, где продают настольные лампы и люстры.
— Сколько же вы за нее хотите? — спросили у меня.
— Она дорогая, но я уступлю за шестьсот! — сказал я. Перекупщики рассмеялись.
— Мы тебе дадим таких новых десяток!
Так я и остался с люстрой. Под вечер мы с женой встретились в парке. Она мне говорит:
— Отец сказал: «Или убирайтесь, или разводись». Ты должен немедленно найти работу.
Я показал жене люстру и сказал:
— Не беспокойся, осталось терпеть совсем немного. Самое страшное позади. Я тебе готовлю дом, отец твой удивится. Вот смотри, я даже люстру купил для нашего дома, смотри, какая она красивая, с пятью рожками...
Жена встала со скамейки, посмотрела на меня, и попрощавшись повернулась и убежала.
С того дня я все хожу с этой люстрой. Мне негде ее оставить, и никто не хочет ее купить. Таскаю эту штуковину всюду за собой, стекла и лампы разбились, остался только железный остов с пятью рожками. Я, братец, об одном жалею: имел пятьсот лир и даже хорошенько не поел! Стакана воды не выпил! Эх, душа бы так не болела!
Я с состраданием посмотрел на маленького, толстенького человечка. Настало время идти к приятелю, который мне обещал пятьсот лир. Я вышел из кофейни. По дороге я все время думал об одном: как могло случиться, что жизнь маленького, толстенького человечка оказалась похожей на мою, как две капли воды.
Наверно, это и вас заинтересует. Так знайте: маленький, толстенький человечек, купивший на аукционе пятирожковую люстру за пятьсот лир, не кто иной, как я сам. Но чтобы никто не смеялся над моей глупостью, я говорю, что этот случай произошел с другим человеком!..

Азиз НЕСИН.