Родительское собрание

РОДИТЕЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ

Я находился в нерешительности: идти на родительское собрание или не идти? Сказать мне было нечего, а если и было что, все равно не раскрыл бы рта, потому что не умею говорить публично.
В общем, когда я поборол свои сомнения и явился в школу, собрание уже началось. Родители и учителя вели в зале оживленный разговор.
Я приоткрыл дверь и бочком проскользнул в зал.
Дама с проседью поднялась со своего места и, повернув ко мне голову, прокричала, сжимая кулак:
— Опаздываете, господа, опаздываете!.. Я покраснел до ушей и невнятно промямлил:
— Все из-за транспорта... Такси не найдешь... Автобуса нет...
— Это дирекцию не интересует...
Любопытно, о какой дирекции она говорит!.. Трамвая, автобуса?
— Самая большая претензия дирекции к родителям, — заявила дама, — это опоздания школьников. Уроки начинаются в девять...
Одна из родительниц подала реплику с места:
— Нужно запретить девочкам носить нейлоновые чулки. Не только девочкам, но и женщинам нужно запретить надевать нейлоновые чулки...
— Я присоединяюсь к мнению уважаемой госпожи, — неожиданно для себя выпалил я и глянул на ноги женщины, которая требовала запрещения нейлона. Более безобразных ног, чем у этой женщины, мне никогда не доводилось видеть: мало того, что они были кривыми, как коромысла, у щиколотки толще, чем в колене, набухшие вены проступали даже через толстые чулки.
— Все наши школьницы должны носить черные, толстые чулки, — подхватил я, не отрывая взгляда от ее ног.
Не знаю, почему я вдруг встрял в разговор о чулках. Идя в школу, я не имел намерения что-либо говорить.
С места вскочил господин, наверное, родитель.
— У нас есть более важные вещи, о которых следует поговорить! — закричал он. — Чулки — мелочь! Прежде всего мы должны решить вопрос о преподавании иностранных языков. На мой взгляд, все предметы должны вестись на немецком языке. Я долгое время жил в Германии. Там дети все дисциплины изучают на немецком языке.
Все еще чувствуя вину за опоздание и желая как-то искупить ее, я опять вмешался в разговор:
— Я не был в Германии, но того же мнения: занятия надо вести на немецком языке. Почему, спросите вы? Потому, что весь прогресс в мире, развитие техники — все благодаря немцам. Если бы немецкие дети не изучали все предметы на немецком языке...
— Господа, — сказал мужчина в очках, — это вне рамок нашего собрания. На каком языке вести преподавание — дело министерства. В нашей школе, как вы знаете, немецкий язык преподается. Мы здесь собрались для того, чтобы обсудить взаимоотношения школы и родителей.
— Сколько часов немецкого языке в неделю? — спросил человек, говоривший о немецком языке.
— В каждом классе по-разному, — ответил мужчина в очках. — В первом классе — шесть, в седьмом — восемь...
— Мало! — выкрикнул человек, говоривший о немецком языке.
— Мало! — выкрикнул я.
Пожилой человек из зала сказал:
— Прежде всего в школе надо запретить играть в футбол. Башмаков не напасешься! Каждый месяц покупай новые...
— Наши девочки в футбол не играют, — ответила дама с проседью.
— А мальчики-то играют! — настаивал пожилой человек.
— Мальчики нас не касаются: здесь женская школа...
— Женская школа? Значит, здесь учится моя младшая внучка. А я думал... Как бы там ни было, девочки или мальчики — футбол надо запретить. Наши дети с каждым днем все больше забывают наши древние традиции.
— Главное зло в том, что дети пропускают занятия, — сказала учительница. — Родители на это должны обратить особое внимание...
Мужчина, сидевший рядом со мной, тихо спросил:
— Когда начнется школьный вечер?
— Не знаю, — ответил я. — Спросите у директора.
— А кто директор?
— Не знаю... Вот эти трое все вроде похожи на директора... Кто-то из них...
Человек обратился к самому внушительному из троих:
— Господин директор, когда начнется школьный вечер?
— Где господин директор? — переспросил тот и повернулся осматриваясь вокруг.
— Господин директор болен, он на собрание не пришел, — пояснила дама в очках.
Сосед мой обратился к ней:
— Когда школьный вечер?
— Какой вечер? — удивилась дама. Пристыженный, он сел на свое место.
— Вот бессовестная... Как только приду домой, задам ей. Разве такая дочь не заслужила хорошей трепки? — обратился он ко мне, ища поддержки.
— Я не знаю, в чем дело, ничего не могу сказать, — ответил я.
— Дочка сказала, что в школе сегодня вечер, и упросила меня пойти. Сказала, что будет выступать. Жена беременная, пойти не смогла, я и притащился посмотреть, как дочь танцует.
Мамаша, которая требовала, чтобы школьницы носили черные толстые чулки, между тем не теряла времени даром, вела направо и налево агитацию за толстые чулки, множа ряды своих единомышленников.
А отец, требовавший, чтобы все предметы преподавались на немецком языке, рассказывал соседям о своей жизни в Германии.
— Простите, — обратился ко мне молодой человек слева, — я никак не могу понять, о чем здесь идет речь.
Я вкратце рассказал ему о борющихся на этом собрании мнениях:
— Этот старик требует, чтобы детям запретили играть в футбол и воспитывали в духе наших традиций. А учительница жалуется, что школьники часто опаздывают и пропускают уроки. А та женщина...
— Как бы мне уйти отсюда... — сказал он. — Я здесь по ошибке. Шел на профсоюзное собрание... товарищи мне плохо объяснили. Вот бы влип, если бы попросил слова.
Дама с проседью поднялась и потребовала тишины:
— Господа, у нас учатся дети из бедных семей; около половины из шестисот семидесяти девочек нашей школы не в состоянии купить учебники. Мы хотим хотя бы ста учащимся обеспечить обеды в школе. Мы рассчитываем на вашу помощь...
Тут вскочила женщина и быстро-быстро заговорила:
— Каждый божий день помощь! Наша дочь ежедневно просит деньги на что-то. «Если вы не дадите, я не пойду в школу. Мне стыдно перед моими подружками», — твердит она. Могу я спросить, куда идут эти деньги? Ведь нельзя же каждый день помогать!.. Давайте установим сумму, которую надо вносить в месяц, и все будут знать, сколько кому следует платить.
— Очень правильно... Совершенно справедливо! — поддакнул я.
Дама с проседью вся покраснела и спросила у женщины, которая требовала отчета о деньгах, собранных для помощи нуждающимся, как имя ее ребенка.
— Гюльтен Яшоба.
— Хм, — произнесла дама с проседью, — 3-й «Б». Гюльтен Яшоба... Так... Ваша дочь после каникул посещала школу одну неделю. Потом перестала ходить. Мы об этом сообщили вам письмом.
— Значит, выходит, я вру? Дочь каждый раз берет у меня деньги для оказания кому-то помощи. — А затем, обращаясь к соседке: — И домой не приходит! Где она ходит? Мы с ее отцом разошлись. Она живет у своего отца...
На собрании присутствовало человек тридцать, и каждый что-то говорил вслух и норовил, отстаивая свое мнение, перекричать соседа.
Дама с проседью:
— Господа, ничего нельзя разобрать, такой стоит гам! Пожалуйста, кто хочет говорить — по очереди, не все сразу!
Поднялся лес рук, все просили слова. Первым право высказаться получил пожилой человек.
— Уважаемые учительницы, уважаемые учителя, — начал он и приступил к изложению своей идеи о вреде футбола, о его плохом влиянии на нравы и нравственность школьников. — Впервые футбол начали играть язиды [1] — головою мученика Хюсейна после убийства его, эта игра ведет начало с тех времен, поэтому играть в мяч — великий грех.
Выступление его так затянулось, что родители через некоторое время все вместе закричали:
— Кончайте, мы тоже хотим говорить!
Поднялся почтенный господин, настала его очередь говорить. Он, как человек состоятельный, предложил давать детям в школу завтрак на двоих.
— Так мы поддержим детей из бедных семей, у которых нет еды, — сказал он. Затем, упомянув о дороговизне, посетовал на то, что теперь негде достать хорошего мяса, нередко приходится испытывать затруднения с углем.

[1] Язиды — последователи одной из шиитских сект в исламе.

Мы никак не могли заставить его замолчать. Его прямо-таки насильно посадили на место, и все же он не замолчал.
Поняв, что очередь до меня не дойдет, я, не дожидаясь, когда народ успокоится, вскочил с места.
— Уважаемые дамы и господа! — начал я.
Не зная с чего начать, я, дабы привлечь к себе внимание, решил привести один анекдот из жизни Ходжи Насреддина. Но, к несчастью, конец его вылетел у меня из головы, я перевел дыхание и заключил:
— Ну, а конец этой истории вы сами знаете... Останавливаться было нельзя. Слово могли передать другому, и я, не заботясь о логичности перехода, продолжал:
— Если наши дети остаются на второй год, то в этом виноваты родители.
Дело в том, что я давно не в ладах с дирекцией, учителя знали это, и я боялся, что они оставят дочку на второй год.
— Родители не занимаются своими детьми. Есть отцы, которые не знают даже, в какой класс ходит их ребенок.
Я разошелся, остановить меня было невозможно. Учителя аплодировали мне.
Наконец дама с проседью сказала:
— Уже поздно, придется перенести ваше выступление на следующее собрание.
— Но я еще ничего не успел сказать...
Когда я уходил из школы, учителя, прощаясь, благодарили меня.
Дома жена набросилась на меня:
— Где ты пропадаешь?
Я посмотрел на часы: стрелки показывали десять.
— Я был в школе на родительском собрании. Выступал, учителям очень понравилось мое выступление. Знаешь, родители совсем не интересуются своими детьми. Вот и сидят их чада в каждом классе по два года, потом всю вину эти нерадивые отцы сваливают на учителей.
— Отец, — влетает в комнату дочь, — учителя опять спрашивали меня, почему твой отец не был в школе. Почему ты не пошел на собрание?
— И врешь еще при ребенке, — сверкнула глазами жена. — Где-то шляешься до полуночи... Родительское собрание...
— Я был, дочь моя, даже выступал.
— И я была, папа...
— Да я был на собрании в твоей гимназии...
— Что ты отец! Я учусь не в гимназии, а в последнем классе лицея Баязид.
— Что? — удивилась мать. — Я отдавала тебя в Хорхонскую гимназию.
— Оттуда меня давно уже выгнали, мама...
— Ах ты негодница! — набросился я. — А отца с матерью почему не ставишь в известность, где ты учишься, как учишься?! Ничего себе детки пошли!..

Азиз НЕСИН.